Очередная победа Европейского союза и доказательство, что его «мягкая сила» работает! На встрече Путина и Трампа в Хельсинки выражения «запуск диалога», «плодотворная беседа, в которой назрела необходимость», «начало важного процесса» и «шаги вперед» звучали, пожалуй, чаще, чем после саммитов в Брюсселе. Казалось бы, спор и разногласия, но нет два «альфа-самца» геополитики внезапно заговорили на нашем языке!

На самом деле, если отбросить шутки, ситуация выглядит очень плохо, несмотря на то что американский президент не продал пока Путину Крым и страны Балтии за право сбросить на Иран ядерную бомбу (хотя он фактически признал, что больше доверяет российскому лидеру, чем американским спецслужбам, и это звучало не слишком лестно для Америки). Вопросов остается много, однако, сердечное и прагматичное отношение к России на фоне ледяного высокомерия в контактах с Германией — это не самое лучшее предзнаменование на будущее. О Польше на саммите не было сказано ни слова, но он во всех отношениях касался будущего нашей страны.

Пресс-конференция не преподнесла особенных сюрпризов. Президент США до сих пор стремится опровергнуть обвинения в том, что в ходе президентской кампании он вступил в сговор с россиянами, и здесь его собеседник мог оказаться ему полезным. При этом российский президент продемонстрировал исключительно циничное чувство юмора, которым, впрочем, всегда славилась советская дипломатия и спецслужбы. ФБР хочет допросить сотрудников российской разведки? Нет проблем, но… не будем забывать о принципе взаимности! Россияне тоже с большим удовольствием допросят парочку американских бизнесменов, которые не платили в России налогов и по чистому стечению обстоятельств поддерживали, кажется, претендентку на президентский пост от демократов.

А в целом раз США — демократическое государство, значит, кто виновен, решает суд, а не какие-то спецслужбы. На фоне этих тезисов старого кагэбэшника, риторические вопросы Трампа «где эти 33 тысяч писем Клинтон» и «где находятся серверы», выглядят предсказуемо и жалко.

Интересы США и России, как было объявлено, совпадают, в частности, в теме нераспространения ядерных вооружений, в котором Москва может быть на самом деле заинтересована. Трампу, в свою очередь, нужна хотя бы видимость шагов в таком направлении: он неслучайно вспоминал о переговорах с Ким Чен Ыном и говорил о необходимости завязать сотрудничество с Путиным в этой сфере.

Следующая тема — это, конечно, Сирия и весь Ближний Восток. Здесь конкретики было мало, мы услышали лишь, что интересы Израиля не пострадают. Но если и существует какая-то проблема, которую Трамп готов назвать по-настоящему сложной, то это именно ближневосточные отношения, то есть вопрос, как распутать ирано-сирийско-саудийско-исламистско-турецко-курдско-израильский гордиев узел. Это значит, что у России будут сильные карты: она может получить что-то взамен за «снижение сложности» конфликта.

Отчетливое расхождение позиций двух стран было заметно в теме Крыма, но то, как стороны артикулировали проблему, демонстрировало, насколько разное место Украина и постсоветское пространство занимают в российском и американском списке приоритетов. Минские соглашения — это единственный вопрос в контексте которого Путин позволил себе дать американцам наставления, порекомендовав сильнее надавить на украинцев. Трамп воспринял это совершенно спокойно.

При этом Владимир Путин сказал интересную вещь в контексте проекта «Северный поток —2». С одной стороны, ясно, что здесь интересы двух стран расходятся (второй трубопровод по дну Балтийского моря позволит россиянам поставлять больше газа в Европу, которой спонсоры Трампа хотели бы продавать то же сырье в сжиженном виде), с другой — российский президент отметил, что и США, и Россия не заинтересованы в снижении цен на нефть и газ.

Руководствуются они при этом разными соображениями: для россиян высокие котировки — это вопрос жизни и смерти, а американцам важно, чтобы их сланцевые месторождения оставались рентабельными (это больная тема для добывающего сектора, который поддерживает Трампа). Неужели Россия подает сигнал, что она готова к санкциям в отношении Ирана, выдавливание которого с нефтяного рынка облегчит жизнь и ей, и Вашингтону?

В свою очередь, то, что американская сторона решила сменить тон (в Брюсселе шла речь о Германии, которая стала заложницей России, а в Хельсинки уже о том, что Россия и США — не противники, а конкуренты), может быть чем-то большим, чем просто желанием досадить Меркель с ее профицитом внешнеторгового баланса и верой в либерализм. Осторожный подход Трампа к теме газопровода, новая общность интересов в контексте цен на нефть, важность ближневосточной проблематики, разный уровень заинтересованности Украиной и, прежде всего, негативное отношение к ЕС и евро, благодаря которому развивается немецкий экспорт, — все эти детали складываются в вызывающую тревогу картину.

Трамп несколько раз подчеркнул, что его визит в Хельсинки — это продолжение прекрасной традиции двустороннего диалога держав, которые были способны говорить друг с другом даже в эпоху холодной войны. Это, пожалуй, нечто большее, чем обычное дипломатическое пустословие. «Сделки» на высшем уровне, которые так любит президент США, — тоже явление с долгой традицией, а отличались они тем, что в итоге всегда страдали американские союзники.

К чему все эти экскурсы в историю, ведь не раз и не два такие двусторонние соглашения в конечном итоге шли миру во благо? Дело не в том, что у «сверхдержав есть только интересы, друзей у них нет», а в том, что американцы будут в большей степени склонны принимать решения «о нас без нас», чем европейские союзники. США крупнее, у них есть такая традиция, и сейчас (как они считают) им ничто не мешает это сделать.

Самое важное — не конкретные договоренности и даже не то, что Путин позволил себе имперский жест (встреча уже должна была начаться, а его самолет только приземлился в аэропорту), а общая атмосфера саммита в Хельсинки. О плодотворном диалоге и первом важном шаге обычно говорят те, у кого много разногласий, но кто считает, что непременно их преодолеет.

Сложно забыть о том, что когда американцы находились в состоянии холодной войны с одной державой, они смогли договориться с другой, забыв об идеологии и сделав ставку на геополитическую игру. Хотя, конечно, сейчас, в отличие от начала 1970-х годов (за десять лет до того, как Дэн Сяопин начал реформы), в союзе Россия — Китай сильным партнером выступает КНР, ведь это не углеводородная империя, продолжающая переживать травму своего распада, а зарождающаяся сверхдержава. Здесь стоит напомнить, насколько важны для США Ближний Восток и Корея и, наоборот, насколько неинтересен им регион Восточно-Центральной Европы, при том что приоритеты России прямо противоположны.

Как в такой ситуации будет выглядеть американо-российская сделка? Кто от нее пострадает? Хотелось бы, чтобы эти вопросы как можно дольше оставались без ответа. Если Россия ради высоких цен на нефть согласится отвернуться от Ирана, спор между США и ЕС на почве иранского вопроса может обостриться. И здесь тоже, пусть лучше как можно дольше не встает вопрос, чью сторону решит занять Польша: Франции и Германии или США.

В межвоенный период классики польской геополитической мысли указывали, что союз наших соседей, Германии и советской России, обернется для Польши катастрофой, а единственный шанс выжить у нашего государства появится, если они вступят между собой в конфликт. Сейчас наша судьба связана с другой конфигурацией: самую большую опасность будет представлять для поляков Америка, поссорившаяся с Германией и всем Евросоюзом и одновременно вступившая в союз с Россией.

В ходе недавней дискуссии на конференции, проходившей в Януве-Подляском, известный эксперт (ассоциирующийся, скорее, с правым флангом нашей политической сцены, хотя и не с правительством партии «Право и справедливость») обрисовал картину будущего, в которой жесткая риторика Трампа в отношении Европы и политика России, нацеленная на расшатывание ЕС, заставит наш континент заняться геополитической консолидацией, в том числе в военной сфере. Таким образом он облек в слова неполиткорректные мечты той части левых сил, которые грезят созданием европейской державы.

Я тоже о ней мечтаю. Мне, однако, сложно избавиться от мысли, что когда польские элиты столкнутся с необходимостью выбора, они будут держаться за свои фантазии о Польше, выступающей «американским авианосцем в Европе», и не вспомнят, как американцам не раз приходилось эвакуироваться из стран-союзниц, за которые они решили не бороться.

Мы не сразу поймем, действительно ли в Хельсинки родился новый дух международной политики, то есть станут ли общие сырьевые интересы и замалчивание компрометирующих Америку и Трампа манипуляций на выборах («Вмешательство? Какое вмешательство?») фундаментом для заключения геополитической сделки. Но если события будут развиваться именно так, нам придется поискать какой-то новый мост через Черемош (мост, через который 18 сентября 1939 года бежали за границу представили политического и военного руководства, — прим. пер.), ведь мест в американских вертолетах всем не хватит.